Заплутав в один миг, стоило перешагнуть порог,  Васко, не иначе, как повинуясь первобытным инстинктам, вышел к святая-святых: месту, где пусть и не по законам фен-шуя, но обитала еда.

Рут притворилась, что ее тошнит.

– Ничего, – ответила Рут и начала обмахиваться ладошкой. – Я просто думаю о чем-то другом, типа сколько полуголых девиц собрались вместе!

– Ты еще надеешься сделать из него настоящего парня, – сказала Рут, накручивая на палец одну из пурпурных косичек.

Рут сняла с плеча огромную почтальонскую сумку. Передний клапан был измазан краской и усеян значками и наклейками: розовый треугольник, края которого начали отрываться, значок с надписью «Все еще не король», значок поменьше, объявлявший: «Некоторые вещи существуют, даже если вы в них не верите» и еще дюжина других.
Рут красила волосы с пятого класса: сначала красками, которые можно было купить в супермаркете, потом – в безумные, прекрасные цвета вроде русалочье-зеленого и пуделино-розового. Вэл покрасила волосы всего один раз в золотисто-каштановый тон, немного темнее и ярче, чем ее собственный, но все равно мать наказала Вэл, запретив гулять. Тогда мать наказывала ее каждый раз, когда Вэл пыталась выглядеть взрослой. Маме не хотелось, чтобы Вэл покупала лифчики, носила короткие юбки и бегала на свидания, пока не перейдет в старшие классы. Но теперь девушка училась в выпускном классе, и мать вдруг начала засыпать ее косметикой и советами насчет свиданий. Вэл растерялась: она привыкла стягивать волосы банданами, носить джинсы и футболки и не хотела меняться.
Вэл закатила глаза, но улыбнулась. Надо признать: ответ получился классный. Вэл и Рут дружили целую вечность – так давно, что Вэл привыкла оставаться незаметной, «нормальной», той, кто оттеняет остроумные фразочки, а не бросает их. Ей нравилась эта роль: она давала чувство уверенности. Робин при Бэтмене-Рут. Чубакка при ее Хане Соло.

– Ладно. Мне все равно пора. – Рут затушила сигарету о скамейку, сделав в дереве лунку. – Пока, Вэл. Пока, развратная тихоня.

Чувствуя боль в сбитых костяшках пальцев, Валери бросила рюкзак и клюшку для лакросса на заваленный вещами пол своей спальни. Покопавшись в вещах, она выхватила трусы и спортивный лифчик, который делал ее грудь еще более плоской, чем обычно. Потом, выбрав из груды одежды черные брюки и зеленый спортивный свитер с капюшоном, она прошагала обратно в коридор. Рифленые подошвы ступали по книжкам сказок, давно оставшимся без обложек, и оставляли грязные следы на разноцветных коробочках видеоигр. Девушка услышала, как под пятками захрустел пластик, и попыталась отшвырнуть хоть часть на безопасное расстояние.

Скосив глаза на материнские часы, она поняла, что до поезда осталось примерно пятнадцать минут.

Отражение девушки расплылось. Единственным, что осталось четко видно, был ее рот – красная полоса на бледном лице. Она потерла его рукой, но краска только размазалась.
Вэл потерла лицо и посмотрела на свою дрожащую ладонь, испачканную винно-красной помадой. Затем она расстегнула рюкзак и высыпала его содержимое на грязный пол раскачивавшегося на ходу поезда.

Ее фотокамера со стуком вывалилась на пол вместе с парой кассет пленки, школьной книгой – «Гамлетом», которого ей следовало уже давно прочесть, парой завязок для волос, смятой пачкой жвачки и дорожным туалетным набором, подаренным матерью на прошлый день рождения.

Бритва и маникюрные ножницы со звоном упали в раковину, когда поезд резко дернулся. Вода заплескалась в унитазе.Она сполоснула бритву под краном и засунула ее в рюкзак. Забросив его на плечо, она оторвала кусок туалетной бумаги, смочила в воде и присела на корточки, чтобы собрать волосы.

Было облегчением беседовать с кем-то после долгих часов молчания. И еще легче было говорить с людьми, которые ничего не знали о ней, Томе, ее матери или ее прошлом.

Дэйв хмыкнул и разорвал очередной пакетик сахара, высыпав кристаллики на стол и распределив на длинные полоски, которые начал есть смоченным в кофе пальцем.

Похоже, ответ был правильный: Дэйв широко ухмыльнулся, показав обломанный передний зуб.

Шепотом:
- Джек!
Тишина. Снова, чуть громче:
- Джек, пожалуйста!
Шорох с другой стороны комнаты, сонное недовольное бормотание.
Наконец, осторожно переступая шаткие половицы, Джек идет к нему, поскальзывается на лунном блике, приподнимает одеяло и устраивается на боку, упрямо выставив костлявый хребет.
И этого достаточно - спина, хоть и неудобная и с острыми позвонками, излучает тепло и уверенность, и жуткие монстры, готовые броситься из приоткрытого чулана с игрушками, уже совсем нестрашно поскрипывают зубами, а потом и вовсе замолкают, тени в углах перестают загадочно копошиться, а рассевшийся на стуле призрак безголового чудовища превращается в скучную рубашку, небрежно накинутые на спинку брюки и запутанные шнурками ботинки.
Август пахнет медовой сурепкой, зелеными яблоками и сладким дыханием спящих мальчиков; когда он такой же яркий и насыщенный, как их сны, кажется, что детство никогда не кончится, всегда будет лето, иногда с грозами и ураганами или веселой слепой моросью, но обязательно с солнцем, которое разгонит любые тени, как неудобная спина Джека - любые страхи.
Джимми (на самом деле он стыдится своего имени, из-за того юродивого парня - его тезки, и безрезультатно требует звать себя просто Джим или хотя бы Джеймс) поначалу настороженно прислушивается к ровному дыханию старшего брата, но, утомленный августом, почти падает в глубокий сон, как вдруг широко распахивает глаза.
- Его ведь нет на самом деле, Джек?
Дыхание замирает за полувыдохе, и в комнате сразу становится слишком тихо.
- Никакого Пугала нет, правда? Том Джинджер все выдумал?
В голосе проскальзывают высокие испуганные нотки, Джек ругается про себя и клянется как следует проучить упомянутого Тома за бессонницу братишки.
- Конечно, нет, спи, - он убедительно зевает и переворачивается на спину.
- Ты уверен? - с надеждой переспрашивает Джимми, но снова тянет брата за локоть. - А как же руки-мельницы, которыми он сворачивает шеи? А шляпа с незабудками? Непробиваемая паутина, стаи красноглазых ворон, гора костей?.. Разве тупица Томми мог такое выдумать? Руки-мельницы! - Повторяет мальчик, пытаясь представить слишком страшное чудище, и раскидывает локти в стороны.
- Успокойся, Джимми, это все полная чушь, - он похлопал по напряженной ладошке, чувствуя, как собирается новый сон, и безнадежно тяжелеют веки. - Если бы Том взаправду видел Пугало, он бы тоже остался со свернутой шеей где-нибудь на краю поместья мистера Корнса. Редкий воришка оттуда живым возвращается...
Обманчивая тишина обволакивает, Джек хочет спать, но ладонь в его руке начинает дрожать, что заставляет его насторожиться и перебрать в голове свое последнее утверждение.
- То есть, я хотел сказать... - Слишком поздно спохватился он, и Джимми ставит точку:
- Я так и знал.
Потом он набирает побольше воздуха, и его речь льется горьким потоком. Горьким, потому что по большей части он прав, и Джеку немножко стыдно, но с другой стороны он рад, что вспышка детской ярости вытеснила липкий страх, и Джимми уснет сразу, как выговорится. И Джек тогда тоже уснет.
- Ты тоже считаешь меня слишком маленьким! "Ничего не говорите Джимми, он будет плакать!" "Не пугайте ребенка, он еще маленький!" Ты такой же, как они, Джек! А я то... Да уж лучше Том, чем такой противный брат! Проваливай с моей кровати!
Джек послушно встает и уходит к окну, курить. Он уже почти подносит спичку к коробку, когда вдруг кладет ее обратно. Сон испуганно скатывается с ресниц, когда Джек понимает, что братишка не просто злится, а обижен на него, своего самого близкого друга, а не просто старшего брата, и Джек вдруг чувствует себя предателем.
- Хорошо, Джимми, прости, - говорит он, не оборачиваясь, но в ответ молчат, и он продолжает. - Хочешь, я расскажу тебе про Пугало? Но если ты потом будешь меня звать к себе в кровать... - Он замолкает, подавляя раздражение, и медленно подходит к натянутому на затылок одеялу.
- Ладно, слушай. Давным-давно, лет двадцать назад...
Одеяло мгновенно сползает к животу, и Джимми уже смотрит на него как раньше, словно не было никаких нелепых обид, с безграничным доверием во взгляде широко распахнутых глаз.
Джек сразу чувствует свою важность и без колебаний выкладывает все, что когда-либо слышал о Пугале за свои неполные шестнадцать лет.

В те времена мистер Корнс еще не был королем кукурузных хлопьев, а только начинал заниматься овощеводством на оставленном почившим папашей ранчо. Вложив весь капитал в овощи, Корнс никогда не забывал про поговорку всех скряг "Пенни доллар бережет" и переиначил ее в "Урожай бережет кочерыжка". Сначала он самолично следил за огромным огородом, даже ночевал под открытым небом, а потом построил высокий забор и разогнал рабочих из деревни, доверяя только приезжим наемникам.
Но долго они у него не задерживались - на новый сезон приезжали всегда другие, и повторно ни один не возвращался.
Ходили слухи, что на ранчо завелось зло, таинственный зверь или существо, приносящее боль и смерть. Родители запрещали детям даже близко подходить к забору, а мистер Корнс в деревне не появлялся и не развеивал странные слухи; страх закостенел, став осязаемым.
Местная достопримечательность для приезжающих из большого города родственников.
Но, как всегда бывает, там, где есть запреты, находятся мальчишки, для которых правила не писаны.
Были они братьями или просто хорошими друзьями, но они были неразлучны. Их даже звали, объединяя имена в одно.
Так вот решили они посмеяться над страхами всей деревни и одной безлунной ночью перелезли через расшатанную доску в заборе и вступили в высокий зеленый лабиринт.
Что произошло там на самом деле, до сих пор никто не знает, но вернулся оттуда только один из них, весь покрытый чужой кровью. Ужас забрал у него рассудок, он что-то кричал о чудовище, звере, страшном и беспощадном, пока не потерял сознание, продолжая крепко прижимать к груди что-то черное и влажное.
Когда это вытащили у него из рук, оно оказалось человеческим сердцем, но бедняга тут же очнулся, и, обезумев окончательно, начал брыкаться и кусаться, пока не вырвался и убежал прочь, забрав с собой страшную ношу.
Его нашли потом, тихо притаившимся под висящим на дереве домиком, где он ждал своего друга, потеряв любой интерес к жизни и перестав с тех пор разговаривать.
Потом полиция прочесала поля мистера Корнса, но так ничего не нашла, шериф ушел в отставку, а к чокнутому мальчику понемногу привыкли.
Дети выросли, и новые смельчаки бросали вызов злу с кукурузных полей, которые однажды заменили все другие поля на ранчо Корнса.
Мальчишки бахвалились своей дерзостью, добавляя к образу новые детали: так появилось Пугало, потом его клыки (некоторые это категорически отрицали, другие проверять не решались), большие сверкающие глаза, которые видят сквозь заросли толстых стеблей, безжалостные руки, вращающиеся в локтях, словно ветряные мельницы; со временем ему нацепили на голову шляпу и одели в рваный сюртук.
Сказками о вырванном сердце одного мальчика и потерянной душе другого пугали непослушных детей, обещая позвать Пугало мистера Корнса, если они будут капризничать, а Джимми был очень добрым и чутким, и родители никогда не стали бы пугать его такими ужасами.

Джек прислушивается к шелесту веток за окном. Скрюченные и облысевшие, они иногда задевали по стеклу длинными острыми пальцами, в лунном свете превращаясь в высохшие руки сказочного чудовища.
Глупо рассказывать на ночь такие истории маленьким мальчикам, темнота искажает слова и звуки, а при свете дня смысл страшных рассказов похож на блестящее пятнышко от мыльного пузыря, которое незаметно испаряется с нагретого солнцем асфальта.
- Ему должно было быть очень больно, - вдруг говорит Джим, и Джек присаживается на край его кровати. - Человек не может существовать совсем без сердца, хоть кусочек должен остаться в груди.
- Как это? - Удивляется Джек. - Без сердца человек умрет в любом случае, одного кусочка недостаточно...
Джим отрицательно качает головой, не обижаясь на старшего брата за непонятливость.
- Если у него совсем не будет сердца, он перестанет чувствовать, никогда не будет переживать, бояться, любить, он просто исчезнет!
- Разве?
- Еще бы! Представь только, что ты больше никогда не сможешь радоваться восходу солнца, прыгать по лужам после летнего ливня, нырять с открытыми глазами... Тебе никогда не захочется делать глупости, если у тебя нет сердца. А еще ты не сможешь никому помочь, разучишься играть в прятки, потеряешь жалость и будешь спокойно смотреть, как Том Джинджер привязывает консервные банки к хвосту Лесси, забудешь маму и дядю Кристофера, и даже свою дорогую Мэри Джонс...
- Как, и ее тоже! - С притворным ужасом восклицает Джек, едва сдерживая смех.
- Еще бы, - уверенно говорит Джимми, - а вот Тома не забудешь, потому что люди без сердца помнят только самое плохое, и из-за этого бесконечно себя мучают...
- Да плевать мне на Тома... - Зевает Джек.
- Это тебе сейчас так кажется, а без сердца припомнишь ему все обиды и захочешь отомстить.
- Ага, я ему уже сейчас мечтаю отомстить, за то что он мешает мне сейчас спать... Ух, попадись он мне завтра!.. Еще раз пусть посмеет к тебе подойти...
- А меня ты тоже забудешь.
- Ерунда.
- Еще как забудешь! Только пустое место останется в груди, там где жил я, и оно будет болеть...
Джимми поворачивается набок, накрывая лунного зайчика у подбородка тонким одеялом, и Джек пристраивается на освободившееся пространство, прижимая братишку к себе.
- Джимми, перестань, ничто никогда не заставит меня забыть тебя и уйти! Пока бьется сердце...
- У тебя его не будет!
- А если хоть кусочек останется? Тогда тоже забуду?
- Тогда, может, и нет.

~ ~ ~ ~ ~

Нагретая солнцем влажная земля к полудню горячо дышит паром, а по всей улице невыносимо сладко разносится запах свежих пышек с яблоками миссис Минки. Джеку приходится то и дело глотать слюни, проходя Чарч стрит до самого холма с церковью, за которым начинаются поля. Сначала - лужайки для пикников у пруда, огороженные небольшим участком леса, пастбище, потом яблоневые сады и, наконец, за полосой сосен высокий темный забор владений мистера Корнса. К октябрю улицу заметет ярким ковром, и сколько не подметай хоть с утра до вечера, листья бесконечно будут танцевать в прозрачных лучах. Но пока еще тяжелые ветви продолжают шелестеть, а за темными зелеными облаками скрывается мрачный частокол овеянного дурной славой забора.
Недалеко от церкви несколько мальчишек дразнят немого дурачка Джимми, но у Джека заняты руки, чтобы вмешаться. Да и что он может один против Томми и его банды? Он ускоряет шаг, на двери пекарни весело звучат колокольчики, Джек пристраивает ящик с яблоками у прилавка, но выбежать не успевает, когда хозяйка ловит его за плечо.
- Спасибо, дорогой, как раз вовремя, - звенит голос миссис Минки.
Джек быстро улыбается в ответ.
- Возьми несколько пышек, Джек, наверняка уже проголодался.
- Ну что вы, зачем, - пытается сбежать он, хотя скоро действительно время обеда и в животе то и дело неприятно булькает. - У меня и руки грязные...
- Не беда, - ласково отвечает миссис Минки, заворачивая несколько горячих пирожков в бумажный пакет, - умоешься дома и угостишь малыша Джима.
Джек успевает поблагодарить за пышки и наконец-то прячет пакет за пазуху.
- Не забудь передать привет миссис Гудмен, дорогой! - Слышит Джек сквозь смех колокольчиков.

Джимми яростно прижимает к груди дохлую кошку, а мальчишки хохочут, то пытаясь попасть в голову кошки камушками, то подбегая, чтобы выдернуть ее за хвост из рук дурачка. Джимми мычит и сопит, раскрасневшийся, с грязной от пыли струйкой слюны на подбородке, он настолько несчастен, что вызывает не столько отвращение, как острою жалость. Но Томми весело, ведь это дурачок Джимми, где такое еще увидишь! Этакая местная знаменитость, можно сказать, - ему уже около тридцати пяти лет, но он нестареющий Джимми без возраста, тот самый дурачок, вечно таскающий у груди гнилые тыквы, драные сапоги или дохлых кошек. От него чем только воняет, от этого Джимми, ну разве ж не забава?
Джек расталкивает мальчишек и закрывает собой дурачка. Некоторые, например, Боб и Билли, гораздо крупнее него, они удивляются и, сжимая кулаки, ждут приказа от Томми.
- Ну, куда же без Гудмена, - опираясь руками о бока, выходит вперед главарь "банды", - старина Джек пришел на помощь дурачку Джимми, снова перепутав его со своим братцем!
Остальные мальчишки веселятся, Джек пропускает обиду мимо ушей.
- Я предупреждал, чтобы вы держались от него подальше.
- Это в тот раз, когда мы чудь не надрали тебе задницу? - Усмехаясь, спрашивает Томми.
Он чувствует себя хозяином положения, вокруг пять верных псов, его "банда", но где-то в глубине души он прячет странные чувства, его восхищает глупая смелость Джека, он сам не смог бы так...
- Нет, это в тот раз, когда я уложил тебя на лопатки, Томми. В честном бою, один на один, неужели не помнишь?
Щеки Томми тут же румянятся, он хочет сказать что-то, но спокойная уверенность Джека обезоруживает. Они смотрят в глаза друг другу, и время вдруг замедляется, потому что за несколько секунд перед каждым проносятся слишком много воспоминаний. Джек видит, как Том возится с его собакой, подкармливая ее хлебом и завязывая на хвосте узел с грохочущими банками, он видит, как Том зло смеется, когда как-то вечером "банде" удалось подкараулить Джека и запереть его в сарае, где он просидел потом всю ночь, он видит, как Том выглядывает из ветвей, и корчит рожи, когда он последний раз ведет под руку Мэри Джонс.
Словно очень быстро прокручивают кино со всеми эмоциями, которые Том заставил его испытать, а ведь проходит всего мгновенье. И за это мгновенье Джек вспоминает, почему Том Джинджер заслуживает хорошей трёпки.
- О чем это он, а ребята? - Том быстро справляется с собой и, оперев руки о бока, смотрит на Джека сквозь рыжую челку. - Кажется, наш Джек забыл, как нужно разговаривать с джентльменами? Напомним?
Лицо громилы Билли озаряется пониманием, он радостно потирает руки, оглядываясь на близнецов Уайтс. Они расступаются, чтобы подойти с разных сторон. Джеку остается идти только вперед.
- Трусы не могут называть себя джентльменами, Томми, - боковым зрением Джек замечает вдалеке силуэт прохожего, но вряд ли кто-то будет вмешиваться в игры мальчишек, и он подходит еще ближе, не смотря на Билли и Боба, и выплевывает Тому прямо в лицо:
- А ты - самый настоящий трус.
Ему удается увернуться от кулака Билли, но один из близнецов ловит его за локоть, а второй спешит на помощь.
Том выступает из-за спины громил.
- Ну-ка подождите, - он глядит на Джека исподлобья. - То, что у меня есть друзья, которых нет у тебя, - Том показывает на ребят, - не значит, что я трус. Скорее, это значит, что ты - неудачник, Гудмен.
- У меня есть друзья, - Джек незаметно пробует вытянуть локти из цепкой хватки, - и в отличие от твоих, - он зло оглядывается на близнецов, - я не запугиваю их папочкой-шерифом
- Конечно, - скалится Том, - ведь у тебя вообще нет никакого папочки.
И, добавляет ехидно:
- И не известно еще, был ли он когда-нибудь?
На этот раз Джек неожиданно легко отталкивает от себя мальчишек и кидается на Тома. Их разнимают не сразу, и Джеку хватает нескольких секунд, чтобы сбить того с ног и извалять в пыли. В ушах звенит, но сквозь возню и шум отчетливо доносится хриплый заливистый хохот слюнявого дурачка.
Боб и Билли держат крепко, теперь не вырвешься.
Том медленно вытирает лоб тыльной стороной ладони, потом с размаху бьет кулаком по лицу. Джеку удается отклонить голову, но совсем чуть-чуть. Том, как завороженный, смотрит на каплю крови, стекающую по губе Джека.
- А теперь посмотрим, кто из нас трус, - Том улыбается, но его отчаянная улыбка больше похожа на гримасу. - Посмотрим, кто быстрее добежит до забора.
- До забора мистера Корнса? - Неуверенно переспрашивает кто-то из ребят.
Не сводя глаз с Джека, Том кивает. Джек сплевывает соленую влагу. Он чувствует, как что-то горячее липнет к коже под мышкой и с тоской вспоминает пахучие пышки миссис Минки.
- Можешь отказаться сразу, Гудмен, - щедро предлагает Том.
- И не надейся, - отвечает Джек. - Я согласен, даже если придется стащить початок кукурузы с огорода Корнса.
На секунду в глазах Тома мелькает отражение полного безумия, Джек даже успевает пожалеть о своих словах.
- Нет, - ко всеобщему облегчению говорит Том. - Это противозаконно. Мой отец, пожалуй, не одобрит.
- Тогда чего мы ждем? - С вызовом спрашивает Джек. - У меня, видишь ли, есть дела поважнее твоих дурацких игр.
- Если ты проиграешь в этой дурацкой игре, - Том снова криво улыбается, - ты месяц будешь ходить за мной и выполнять все мои приказы.
Джек замечает, что Том как-то уж очень серьезно смотрит на него, и ему становится не по себе.
- Отлично. А если проиграешь ты, Том... - Помедлив, отвечает он, - ты месяц будешь работать на нашем огороде.
Том бросает быстрый взгляд на своих громил, и протягивает Джеку руку, чтобы закрепить договор. Джек встряхивает плечами и слишком крепко сжимает ледяную ладонь, но Том даже не морщится.
- А я не проиграю, Гудмен.
На старт!..

Быстрее, быстрее, быстрее!
Том Джинджер опережает, но Джек дает ему фору. Он знает, что Том скоро выдохнется, а до забора еще очень далеко. Впереди маячит его спина, прыжок! Том перепрыгивает через канавку, Джек, не задумываясь, прыгает следом. Горячий ветерок обдувает лицо, сочное разнотравье послушно стелется под теннисными тапочками. Опять прыжок! Рыжий затылок мелькает на фоне темной зелени.
Вот и полянка, и спуск к пруду, и впереди большое поле. Джек бежит быстрее, ему вдруг становится весело. Горячий ветер пролетает сквозь него жарким дыханием лета, он поет внутри, и Джек разгоняется, но Том все еще впереди. Они бегут совсем рядом, когда начинаются посадки. Джек петляет между деревьями, пригибается под усыпанными яблоками тяжелыми ветвями, цепляется штанинами за коготки ежевики. А впереди уже тянутся к небу тяжелые темные сосны, еще совсем чуть-чуть! Он смотрит вверх, уже зная, что победил, и не замечает канавку, прорезывающую поляну наискосок. Ветер останавливается на лету, огромное небо вдруг вздрагивает и переворачивается, меняясь местами с зеленым пахучим ковром, в который он вдруг ныряет с головой.
Джек открывает глаза в полной тишине и видит маленькие кудрявые облачка в голубом океане. Кажется, протянешь руку - и облако как раз поместится в кулаке. Небо смотрит на него в ответ, как на равного, как на часть своей бесконечности. И Джек чувствует себя таким же бескрайним и вечным, и одновременно такой же частью неба, как светящееся по краям облако, проплывающее перед его глазами.
Яркая тень нависает над ним, и зовет незнакомым именем:
- Джек! Джек! Джек!!!
Кто-то настойчиво трясет его за плечи. Кто-то сидит на нем верхом, загораживая глубокую воронку, в которую он падает.
- Джек!
Кто-то наклоняется совсем близко, так, что дыхание теперь одно на двоих, и пробует соленую каплю с его нижней губы.
Джек моргает.
- Ты же не девчонка, чтобы облизывать меня, Том, - говорит он удивленно.
Том резко выдыхает и вдруг утыкается веснушчатым лбом ему в грудь. Джек думает, что стоило бы его оттолкнуть, но ему лень шевелиться. Ему все равно.
Через секунду Том вскидывает голову.
- Ты проиграл, Гудмен! - Злорадно сообщает он.
- Неправда, - машинально отвечает Джек и пытается вспомнить, на что они спорили.
- Ты упал и не добежал до забора!
Том снова начинает его встряхивать на каждом слове.
- Ты тоже не добежал до забора, - напоминает ему Джек. - Вместо этого ты почему-то сидишь на мне.
Он все-таки поднимает с земли руку и старательно вытирает ладонью губы. Лицо Тома искажается, он вскакивает и стремительно уходит прочь. Джек неимоверным усилием воли встает следом, на секунду в глазах темнеет, но Тома уже нет рядом. Джек оглядывается, всматривается в тени под соснами и замечает там светлое пятно. Он снова бежит, как ненормальный, пробирается сквозь густые кусты туда, где мелькнула спина Тома, и вдруг застывает на месте.
Том стоит прямо перед ним и смотрит куда-то пустыми глазами. Он похож на наряженную в рубашку со штанами восковую статую, настолько неподвижно он стоит. Джек подходит ближе, заглядывая в бледное лицо. И вдруг ему становится страшно. Неконтролируемый ужас ледяной волной окатывает с ног до головы, он хочет обернуться и посмотреть, на то, что видит Том, но почему-то знает, что не стоит этого делать.
- Том! - Кричит он ему в лицо.
Потом хватает за руку и тащит прочь. Статуя не двигается с места, но Джек дергает так, чтобы уж оторвать хотя бы руку. Том спотыкается и путается в ногах, но шагает за ним. Джек ускоряет шаг, и переходит на бег. Он не оглядывается на черный провал под соснами и не дает остановиться Тому, вперед, вперед! Они вбегают в яблоневый сад, держась за руки, вместе прыгают через канавки, скользят по колыхающемуся ковру пастбищ.
Джек оборачивается к Тому и, наконец, отпускает его ладонь. Том, раскрасневшийся от бега, с налипшей на лоб рыжей челкой, щурится от солнца, потом останавливается и, нервно хохоча, падает на землю.
И Джек, взмыленный, уставший и голодный, ничего не может с собой поделать - он садится рядом и тоже безудержно смеется.

Марли не из тех девушек, от которых не обласканным и без "покаянного отсоса" не уйдет даже святой отец, но даже она никогда не делает скидок, не берет "выходных" и не щадит дивана. Она всегда приходит в наскоро застегнутой блузке и поднимает на Кастальдо опьяненные эйфорией легкомысленные, сияющие глаза, и Васко впускает ее - их поруганная сегодня заповедь, почти аксиома. Ведь она ее аддикция. Голод, что кружит голову и делает из сердца подушку для игл. Сколько бы пластинок Стоунз вы когда-то не протащили в школу, сколько бы сигарет не выкурили и как бы вам не шли платья от МакКуин, вы так же, как и все, хотите, чтобы вас поймали и обняли, и поцеловали в макушку и все снова стало хорошо, а все, кто не любили, - раскаялись и поняли, как страшно ошибались. Но не Васко. Она способна ловить кайф лишь, когда делается по-настоящему больно, и хочется сладко всхлипывать, усиливая нажим. Когда глаза предательски влажнеют и только тупая пустота. Наверное, она слишком ждет этого. Наверное, она действительно в этом нуждается. Ее слезы высыхают слишком быстро, ее жизнь лежит на дне большой коробки из плотного, траурного картона, но бант все еще в руке. Она знает, как это контролировать, эту жажду. И Марли отлично справляется, даже того не подозревая. Именно она ее способ жить сладко и нормально. Она - аддикция. Процесс, который имеет начало, развивается и имеет завершение, дата которого назначена и вот-вот состоится.
Васко очень удивиться, если сейчас хлопнет дверь и станет тише. Ведь тогда останется лишь вооружиться кофеиновой дрянью, что так щедро скупала когда-то ее Марли, забивая полки до отказа, и пуститься во "все тяжкие", примерив атрибуты будней старой-девы: пульт, диван и лишние сантиметры на талии. Пожалуй, все же лучше без последних. И попросить парней вытащить диван на свалку. И разбить что-нибудь достаточно громкое, но легко убирающееся, и... Но все, слава богу, идет не так: фортуна пай-девочка, а Марли никогда не рушит планы, разве ее можно не любить?
"Сейчас ко мне придут и он будет мне нужен", - ответ и отмашка для действий. Васко медленно, почти нехотя откладывает пульт. Поднимается с дивана, расправляет несуществующие складки на платье, давая себе те несчастные  мгновения на "остыть", что способны спасти одну глупую жизнь, а потом шлет самообладание к чертям и воистину по бабски опаляет щеку Марли жаром ладони: хлестко, вкладывая в этот посыл всю блядскую нежность и оставляя нежно-розовое клеймо в "три пальца". Марли просчиталась: собака, что преданно виляла хвостом, стоило потрепать по боку, готова отгрызть руку по локоть. У собаки гон и ей не хочется делиться.
- Марли!

wwwlivelib.ru/tag/слэш/~4
wwwlivelib.ru/book/1000608144  Frenemy Джо Миллер
http://www.livelib.ru/book/1000512634 Чокнутый Зэфин Прист
http://www.livelib.ru/book/1000609236 Записки Сатира Джо Миллер
http://www.livelib.ru/author/328543 Джо Миллер
______________
http://www.fanfics.me/index.php?section … =originals Gigi Schweppes
______________
http://www.pf-originals.ru/index.php?se … mp;id=1547 Причины и способы стать геем
http://www.pf-originals.ru/index.php?se … mp;id=1243 Шлёп-Книга
______________
http://test.callofthewind.net/originals/onechapter/
http://callofthewind.net/originals/r-63.html его маленькая тайна
http://callofthewind.net/originals/a-237.html он умрет вместе с тобой
http://callofthewind.net/originals/a-149.html Manslaughter
http://callofthewind.net/originals/a-196.html Остаться в живых. Звездная версия. Часть 1.
http://callofthewind.net/originals/a-33.html Уроки Ориентации
http://callofthewind.net/originals/a-17.html условия проживания
http://www.jvslash.narod.ru/intim-kruglye-sutki.html интим круглые сутки

http://www.diary.ru/~yaoinonstop/p153333368.htm подборка